fatih_irevanli | Джаван и Ветер

Джаван сжимал в руке тёплую и скользкую от пота трубку:

- Ладно, ты звони мне в любое время. Хотя бы сегодня еще, если надумаешь.
- В любое время? - переспросил голос в трубке.
- Конечно, - уверенно ответил Джаван
- Ладно, позвоню. Извини, что я тебя побеспокоил.
- На то мы и друзья! И вообще, почему бы тебе не поработать немного? - говорил Джаван, переминаясь с ноги на ногу. - Отвлечешься, забудешь все эти твои штормы и ураганы. Как раз закончил бы свои бузовнинские страдания...

В трубке раздался грустный смех:

- Ты не понимаешь, Джаван. Это не нашествие морской фауны, это бакинский ветер - убийца, величайший и самый безжалостный городской убийца... Он выдувает мысли, потрошит мозг и развеивает чувства, как золу. Всё пытается прорваться в дом... Но у меня крепкий дом, ты же знаешь - тяжёлые ставни, толстые стены - прежде строили прочно.

Джаван молча кивнул, будто собеседник мог его видеть: тот дом ему всегда нравился, один из тех, что не сдался уродливой поросли новостроек.

- Он не спешит, Джаван. У него вся ночь впереди. Вот опять! Книга... Если бы ты видел: он отыскал в стене крохотную щёлочку и дует, перелистывает книгу, страницу за страницей! Жаль, что ты этого не видишь... Свет погас!
- Сейчас включат, - успокоительно сказал Джаван, - позвони в бармек или как они сейчас там называются...

В трубке вдруг стало очень тихо.

- Алло... ты там? - испуганно спросил Джаван.
- Я здесь, - ответил голос в телефоне. - Сквозняк начался, пришлось заткнуть щель под дверью.

Джаван помолчал, потом сказал:

- Послушай, давай будем логичными. Зачем ветру охотиться за тобой? Я понимаю, город семи ветров, постоянный вой за окном, пыль, но мне кажется, что ты перегибаешь палку...

- Перегибаю? - усмехнулся голос, - нет, Джаванчик, он хочет разобрать меня по частям: клетка за клеткой, молекула за молекулой. Ему нужно то, что внутри меня, моя душа, мой мозг, моя жизненная сила, мое "я", мой разум. Над Городом огромное туманное облако, ветры со всего мира! Та самая буря, что опустошила Целебес, тот самый памперо, что убивал людей в Аргентине, тайфун, который потряс Гавайские острова, ураган, что крушил побережье Африки. Но нет хуже ветра бакинского. Он не убивает - он отнимает разум. И в этом вся суть бакинского ветра, его плоть, он - сотни тысяч сошедших с ума. Ветер взял себе их разум. Взял все голоса и слил в один. Боже мой, какую поэму можно написать!

В телефоне отдавались голоса, крики, вой.

- И ветер, что ни год, становится умнее, он все присваивает себе - тело за телом, жизнь за жизнью, смерть за смертью... Я тебе не мешаю, Джаван?
- Ты никому не помешал, ясно? Звони еще.
- Попытаюсь...

Джаван зашёл в столовую. Жена пристально поглядела на него.

- Как твой приятель? - спросила она. - алкашын бири алкаш. Хамывыз алкашсуз...
- Он не алкаш, - угрюмо ответил Джаван, - я должен был давно поехать к нему.
- Он уже шесть недель каждый вечер звонит тебе. Ты десять раз, не меньше, ночевал у него, и ничего не случилось.
- Ему нужно помочь. Он способен навредить себе.
- Ты только недавно был у него, два дня назад, что же - так и ходить за ним все время?

Джаван хотел что-то возразить, но передумал.

Вдруг что-то бережно, мягко коснулось двери снаружи. Джаван вздрогнул

- Кто это? - спросила жена. Дверь снова чуть дрогнула - мягко, осторожно.

Снаружи донесся чуть слышный смех.

- Чтоб мне провалиться, - сказал Джаван и с чувством приятного облегчения взялся за дверную ручку, - этот смех я везде узнаю... Приехал все-таки, сам приехал. Не мог дождаться утра, не терпится рассказать мне свои басни.

Жена вздохнула.

- Иди на кухню, - Джаван чуть улыбнулся, - он, наверно, друзей привез. Похоже, их там много...

Он отворил наружную дверь.

На пороге не было ни души.

Он включил наружное освещение, посмотрел налево, направо.

Прямо в лицо ему подул ветер. Растрепал волосы. Но порыв длился всего мгновение, ветер тут же умчался дальше. Унёсся прочь, возвращаясь к морю, к Целебесу, к Берегу Слоновой Кости, Суматре, мысу Горн, к Корнуоллу и Филиппинам. Все тише, тише, тише...

- İsmayıl, sənsən? - спросил Джаван.

И ему почудилось, что он опять слышит смех.